В 2016 году Сюзанна Шробсдорф опубликовала статью в журнале Times, открывшую родителям глаза по всему миру, в которой поделилась своими наблюдениями, что подростки наиболее тревожны и подавлены, чем предыдущие поколения.
Когда ее статья была опубликована, более чем у 6 миллионов подростков в США было диагностировано тревожное расстройство — это 25 процентов подросткового населения. После нескольких лет стабильности Шробсдорф сообщила, что депрессия среди старшеклассников только возрастает. По данным Министерства здравоохранения и социальных служб, в 2006 году у 4,6 процентов подростков в возрасте от 12 до 17 лет был по крайней мере один серьезный депрессивный эпизод. К 2015 году это число выросло до 12,5 процентов.
Об этих цифрах сообщалось за пять лет до пандемии COVID-19. Более свежий отчет Центра по контролю и профилактике заболеваний показал, что 44 процента опрошенных старшеклассников заявили, что они «чувствовали грусть или безнадежность почти каждый день в течение по крайней мере двух недель подряд, так что они перестали заниматься некоторыми обычными делами».
Руководители молодежного служения в поместных церквях слишком хорошо знают эти истории. Кендал Коннер работает в штате Redeemer Fellowship в Канзас-Сити, штат Миссури. Она говорит: «Я помогала девочкам средней и старшей школы после попыток самоубийства и порезов, во время кризисов психического здоровья и парализующей тревоги. То, что когда-то казалось вспомогательной частью молодежного служения, теперь находится в центре всего, что мы делаем».
Статистика и истории вызывают вопросы у родителей и руководителей молодежного служения. Почему подростковая депрессия так резко возросла за последние полтора десятилетия? Что мы можем сделать, чтобы дети не скрывали свое состояние и депрессию? Что мне делать, если я обнаружу, что мой ребенок думает о суициде?
Психическое здоровье и технологии
Статья Шробсдорф была посвящена потенциальным причинам. Ее особенно интересовала связь между психическим здоровьем подростков и использованием гаджетов и социальных сетей: «Общепринятая точка зрения гласит, что дети сегодня находятся под чрезмерным надзором. . . Но даже несмотря на то, что подростки могут находиться в одной комнате со своими родителями, они также могут, благодаря своим телефонам, погрузиться в болезненный эмоциональный клубок с десятками их одноклассников».
Получение первого смартфона — это обряд посвящения в нашей культуре. У детей они появляются все в более раннем возрасте. Такие реалии требуют такой же бдительности в отношении безопасности в Интернете. Родители в наше время, обязаны знать, как настроить ограничения телефона и найти тарифный план, позволяющий отслеживать текстовые сообщения или ограничивать тот или иной потенциально опасный материал. И родители должны обучать своих детей навыкам навигации в мире социальных сетей, сначала ограничивая доступ, а затем предоставляя все большую свободу по мере того, как их дети демонстрируют растущую ответственность.
Но даже с учетом этих мер предосторожности скрытая опасность, связанная с тем, что у детей есть смартфоны, заключается в том, что они подвергают детей глубокому переживанию своих собственных чувств до того, как у них появятся навыки их обработки.
Подростки запрограммированы на стимуляцию. Эмоциональные реакции подросткового мозга могут казаться неотложными и ошеломляющими. С ростом гиперсвязанности даже простая молодежь из маленьких городов все чаще подвергается воздействию того, что Шробсдорф назвала «национальной чащей интернет-драмы». Она писала: «Быть подростком сегодня — это изматывающая работа на полный рабочий день, которая включает в себя выполнение школьных заданий, управление личностью в социальных сетях и беспокойство о карьере, изменении климата, сексизм, расизм — называйте как хотите».
Коннер говорит: «Студенты отдают самые сокровенные части себя — чувства, эмоции, страсти, желания, мечты — тысячам людей в Интернете, которые не могут предложить много, если вообще что-то, взамен. Это приводит их в замешательство, к усталости и к тому, что они меньше могут дать своим самым близким людям».
Помогите подросткам разобраться со своими чувствами
Нас не должно удивлять, что дети, которые более социально связаны, лучше осознают разбитость мира и глубоко переживают по этому поводу. Брент Баундс, клинический психолог, который был директором семейного служения в пресвитерианской церкви Искупителя в Нью-Йорке, говорит, что важно создать культуру, в которой можно безопасно говорить об этих эмоциях, когда подростки готовы поделиться своими переживаниями и беспокойством. Родители и молодежные лидеры не могут навязать уязвимость, но мы можем смоделировать ее. И мы можем дать детям понять, что в глубоких чувствах нет ничего плохого.
Наша цель не должна состоять в том, чтобы изменить их чувства, а просто признать эмоции наших детей и подтвердить нашу любовь. Баундс сказал мне: «Иногда родители чувствуют, что у них должны быть ответы на все вопросы, чтобы их ребенок чувствовал себя в безопасности. Но один из самых освобождающих ответов, который родитель может дать своему ребенку, звучит так: «Я люблю тебя и хочу поддержать и помочь тебе всем, чем смогу».
Когда с подростком ведется открытый диалог, родители могут просто отразить то, что может чувствовать их ребенок: «Ты сейчас выглядишь очень сердитым. Интересно, ты злишься на меня и не знаешь, как об этом поговорить?» или: «Вау, это действительно тяжелая ситуация. Я могу себе представить, что ты чувствуешь себя подавленным». Используя ту же технику рефлексии, родитель может помочь сформировать эмоциональный словарный запас ребенка с самого раннего возраста. Это подготовит детей к тому, чтобы столкнуться с более сложными чувствами, когда они вступят в подростковый возраст.
Помогать нашим детям расти в своих эмоций — это путь к тому, чтобы помочь им также расти в самосознании. Подросток должен определить, как социальные сети вызывают его беспокойство, прежде чем он поймет, что ему нужно справиться с этим беспокойством здоровым способом — возможно, отложив телефон и отправившись на пробежку.
Когда ребенок действительно сообщает, что причинил себе вред, родители или пастора должны сначала признать риск, на который пошел подросток, чтобы стать уязвимым. Признайте смелость подростка, а затем выслушайте его. Это трудно сделать. Баундс замечает: «Большинство родителей по понятным причинам обеспокоены, когда узнают, что ребенок нанес себе вред, но они, как правило, реагируют таким образом, чтобы не привлекать внимание подростка, а вместо этого поглощать его».
Иногда нанесение телесных повреждений происходит от чувства беспомощности и желания контролировать ситуацию. Подростки, подобные Фейт-Энн, говорят, что членовредительство снимает внутреннюю боль, «выпуская чувства наружу». Это желание может исходить из глубокого убеждения ребенка в том, что он недостаточно большой, чтобы сдерживать чувства, которые он испытывает. Желание сократить может даже быть глубоким эмоциональным свидетельством истины о том, что растущее общественное сознание или социальная защита не искупят грехи мира. Наша сокрушенность исцеляется только пролитием крови (Евр. 9:22); но это вина Спасителя, а не наша собственная.
Скотт Джеймс, детский врач и исследователь, а также старейшина церкви в Брук-Хиллз в Бирмингеме, штат Алабама, предупредил меня, что нам не обязательно давать полное объяснение тому, почему это происходит:
«Сопереживание важно, но это высокомерие — думать, что мы всегда должны быть в состоянии правильно идентифицировать и учитывать точные мотивы каждого человека».
Вместо этого мы можем признаться: «Я не понимаю, почему мой ребенок страдает/испытывает такие чувства. Но я буду здесь ради него, несмотря ни на что». Это позиция сострадательного участия, которая отбрасывает попытки быть героем и спасителем. С этого места смирения мы можем указать на Христа, Истинного Утешителя и Исцелителя. Иисус все понимает. «Ибо у нас нет первосвященника, который не способен сопереживать нашим слабостям, но у нас есть Тот, Кто был искушаем во всех отношениях, как и мы, — но Он не согрешил. Давайте же с уверенностью приблизимся к Божьему престолу благодати, чтобы получить милость и обрести благодать, которая поможет нам в трудную минуту» (Евр. 4:15-16).